ГЛАВНОЕ МЕНЮ   АРХИВ ВОСПОМИНАНИЙ   ДОКУМЕНТЫ   СРАЖЕНИЯ   ТАНКИ   АРТИЛЛЕРИЯ

Семен Акимович Чуманов

Семен Акимович Чуманов

- Наверное, нет горше несправедливости, чем гибель товарища в первый день мира, - Вот - победная весна. Солнышко. Наши "Катюши" стоят зачехленные, отработав свое по Кенигсбергу. 9 мая, когда было официально сообщено об окончательной победе над фашистской Германией, в нашей третьей батарее 12-й гвардейской минометной бригады, где я служил стрелком-наводчиком был праздничный обед. Ясное дело: сто граммов "наркомовских", победная пальба в небо. Улыбчивый парень из Москвы, повар Володя, из походной кухни разливал праздничное варево в солдатские котелки. И шальная пуля импровизированного салюта попала ему в висок. Володя стал 32-м среди бойцов нашей бригады, погибших за годы войны.

- Ничего подобного. Это уже позднее, в начале 1944 года, когда мы получили смонтированные на "студебеккерах" установки УК-31У с дальностью стрельбы 12 километров, появилась возможность наносить удары по врагу издали. А до этого дальность стрельбы наших реактивных снарядов составляла два с половиной километра. Снаряды в 120 килограммов весом каждый, детали двухсотсорока- килограммовой пусковой рамы мы переносили вручную. "Полуторка", в кузове которой все это перевозилось, останавливалась километрах в двух от передовой. И вот мы ночью тащили свое увесистое вооружение через ряды пехоты. Собирали и устанавливали пусковую раму, загружали снаряды, нацеливали. Отделение отходило назад, на выжидательную позицию, а командир оставался в окопчике, сжимая в руках пусковое устройство, по сути, мини-генератор. По сигналу крутнул ручку - запалы сработали, и четыре снаряда ушли в цель, еще оборот - и опять четыре снаряда вспарывают с жутким уханьем утреннее небо. Представьте силу залпа, если в батарее 12 таких установок. А иногда работали по врагу одновременно всей бригадой - больше ста установок! Так было при освобождении Новгорода (бригада за те бои получила почетное звание Новгородской), так было при прорыве блокады Ленинграда. Вот нынче в январе отметили 55 лет этого прорыва. И мало кто вспомнил, какую роль сыграла реактивная артиллерия при разгроме фашистов на Синявинских и Мгинских высотах. Под Ленинградом немцы построили долговременные огневые укрепления, практически непробиваемые сверху: до 18 слоев уложенных вплотную рельсов, залитых бетоном. Тяжелой авиабомбой и то трудно поразить, да и попасть еще надо. А реактивные снаряды раздолбали этих монстров. Конечно, надо учитывать и нашу подготовку. Если защитники города на Неве в начале блокады имели лимит - два снаряда на пушку и один на гаубицу в день - и все же не дали фашистам взять город, то мы боеприпасов уже не жалели. Залп реактивных минометов бригады укладывается в 14 секунд. И за эти секунды на головы неприятеля тогда обрушивалось - работали больше десяти бригад! - столько боеприпасов, сколько может перевезти стандартный, в 60 вагонов, эшелон.

- Впечатляет, Семен Акимович. В принципе, в истории Великой Отечественной войны очень мало страниц отведено реактивной артиллерии - очевидно, в силу долгой ее засекреченности.

- В эти гвардейские части отбор был особый. Рост - не менее 180 сантиметров, здоровье надлежащее, образование - десятилетка или специальное училище, "чистая" анкета. Ну, ростом и здоровьем Бог меня не обидел, силушки хватало, хотя подковы и не гнул. А анкета... Семья у нас была большая, крестьянская. Жили в Башкирии, в деревне Халилово. В 32-м году мы всей семьей переехали в Ишимбай, как говорили тогда, "на нефть". В тридцатых "на нефть" отправляли, как в пятидесятые на целину. Мы, ребятишки, носили в узелках обед отцам на буровые, сами мечтали стать нефтяниками. В августе сорок второго привезли нас, призывников, в Москву. В Измайловской роще вырыли землянки, и началась тренировка - по 14 часов в сутки. Ох, и досталось же нам, особенно первые две недели! Вдвоем тащим болванку в 120 кг на расстояние, как минимум, два километра. Без остановок, по пересеченной местности. Часто ночью. Или - вчетвером транспортируем вручную тяжеленную раму. Изматывались, и все время хотелось спать, так что и под грузом на ходу задремывали. А в октябре-ноябре довелось уже участвовать в боях по освобождению Великих Лук. Выбив врага, смотрели результаты своей работы. Все перепахано, перебуровлено, ничего целого, ничего живого: опалено, обожжено.

- Разве стреляли термитными снарядами?

- Снаряды наших "катюш" были фугасными. Но и их мощь была убийственной. Так что фашисты ненавидели гвардейцев-минометчиков люто. Обстрелы, бомбежки. Мне везло. В начале 43-го снаряд рванул рядом с нашей "полуторкой". Мне осколками проделало 12 дырок на шинели, да один за ногу зацепил. Словом, просто царапина. В другой раз - карабин в руках пополам осколком мины перерезало. Правда, однажды похуже вышло. Ночью мы отстрелялись из реденькой рощицы, пехота по проложенному нашим огнем коридору ушла вперед. А я остался в окопчике, рядом с пусковой рамой. Жду, пока батарейщики подъедут или пошлют караульного мне на смену. Время идет, живот от голода подвело, пить охота: фляга уже пуста. Вышел я на опушку и... Прямо на меня пикирует фашистский истребитель. Огонь открыл. Я - к рощице, петляя. А он, гад, бомбы не пожалел. Рвануло. Очнулся я только в госпитале. Оклемался после контузии, вернулся к своим батарейцам. Мы как одна семья были. Не только ведь воевали вместе, но и песни попеть любили, а кое-кто и сердечные проблемы имел. В нас в ту пору молодость играла: мне восемнадцать-то уже на фронте стукнуло. Поэтому и смерть каждого товарища переживали очень остро. Путь-то бригаде вышел нелегкий - от Великих Лук, через Старую Руссу, Новгород и Тихвин, на Ленинград и дальше, через Эстонию и Латвию - в Восточную Пруссию. Конечно, к той поре мы уже опыт и технику обрели, скрытно подбирались к цели, наносили залп - и в течение минуты покидали огневую позицию. А немцам требовалось три минуты, чтобы нас засечь, произвести расчеты и открыть ответный огонь. И лупили они уже по пустому месту. Правда, попервости на "студебеккерах" огневой расчет чувствовал себя не очень уютно, помня, что между кабиной и рамой пусковой установки заложено 40 килограммов взрывчатки, чтобы уничтожить машину при опасности ее захвата врагом. Секретность! Потом, конечно, пообвыклись: смерть и так ходила рядом с нами. Пуля, как и бомба, - дура. Весной 45-го в Пруссии обнаружили нас немцы на марше, принялись бомбить. Технику мы загнали под деревья, сами залегли по кюветам. Отбомбились немцы, улетели. Встаю, тормошу своего лейтенанта, а он - лежит вниз лицом. Осколок в затылок вошел. Это правда, что пехоте доводилось больше вражеской крови видеть, да и своей - тоже. А нам-то почти всегда - кровушку раненых и убитых друзей, хотя урон врагу мы наносили тоже ощутимый. Воину я закончил в звании ефрейтора. Есть и награды: орден "Отечественной войны I степени", медали "За отвагу" , "За оборону Ленинграда" . А после воины, демобилизовавшись в 47-м году, я все-таки стал нефтяником, как мечтал в юности, работал на нефтедобыче в Башкирии, а потом, не один десяток лет, в Прикамье.