ГЛАВНОЕ МЕНЮ   ВОСПОМИНАНИЯ АРТИЛЛЕРИСТОВ    THE RUSSIAN BATTLEFIELD

Олимпиев Всеволод Иванович

ВЗГЛЯД НА ВОЙНУ ИЗ ОКОПА
1941 - 1945

1942 год

1. ВЕСЕННЕЕ ЗАТИШЬЕ

После полученного в ноябре 1941 года ранения я попал в госпиталь, расположенный в здании школы на окраине города Вязники. Залечил рану и свои до этого не заживавшие чирьи, отдохнул и, несмотря на скудное питание, поправился. После крови, холода, голода и грязи в окопах любой госпиталь кажется фронтовику раем, особенно, когда за окнами сорокаградусный мороз. Но все кончается, и уже через полтора месяца я снова в Москве, в батальоне выздоравливающих. Здесь долго не задерживаюсь и через пару дней попадаю в команду, направлявшуюся на формировку очередного кавалерийского корпуса в Крылатское, которое в то время было большой деревней вблизи Москвы. На войне не спрашивают, куда ты хотел бы пойти, интересуются, и то не всегда, лишь твоей военной специальностью, а она у меня ѕ телефонист, с которой можно служить в любом роде войск. Пехотинцам я себя не мог считать, так как командовал стрелковым отделением всего месяц. И вот мне, исконному городскому жителю, пришлось осваивать премудрости кавалерийской жизни. Когда в свое первое дежурство на конюшне я повел на водопой 16 коней, они у меня разбежались, собрать их без посторонней помощи под всеобщий смех мне не удалось. Но я довольно быстро научился всему, что было нужно, и в первую очередь азам верховой езды. Надо было привыкнуть приподниматься и опускаться на стременах в такт ходу коня таким образом, чтобы не натереть себе мягкое место ниже пояса, а карабин или автомат не набил синяков на твоей спине. Важно было правильно заседлать коня и подтянуть подпругу, в противном случае на его спине возникали кровавые намины, надолго выводившие лошадь из строя. Очень много времени требовала чистка лошадей и уход за ними, но зато никаких пеших переходов и маршей.

В конце февраля 1942 года наш 4-й отдельный конно-артиллерийский дивизион (4-й ОКАД) без лошадей и оружия передали в состав 1-го Гвардейского кавалерийского корпуса, который формировался в районе станции "Тихонова Пустынь" Калужской железной дороги. Это были места, где проходил один из путей отступления немецкой армии после поражения под Москвой только что закончившейся зимой, которое более правильно назвать разгромом. Корпус был одним из тех немногих соединений, которым присвоили Гвардейское звание еще в первый период войны. Он пользовался заслуженной славой, о нем много писали в газетах. Был у него даже собственный гимн, припев которого начинался словами: "Первый конный корпус, легендарный корпус, сталинская гвардия смело в бой идет". Но в марте 1942 г. он начал формироваться фактически заново. Большие потери в прошедшую осенне-зимнюю компанию привели к тому, что в кавполках почти не оставалось людей, лошадей, матчасти.

До середины мая наш 4-й ОКАД располагался в деревне, личный состав занимался рутинной учебой и бытом. С наступлением тепла мы перебрались в лес, где жили в шалашах из лапника. Вскоре получили лошадей, амуницию, оружие, стали осваивать верховую езду и даже элементы вольтажировки.

В середине июня 1-й Гв.Кавкорпус начали перебрасывать на участок Юго-Западного фронта между притоками Жиздры ѕ Вытебеть и Рессета. Конные полки шли только по ночам, днем отсыпались в лесах или населенных пунктах. Неописуема была красота здешней природы и особенно плесов реки Жиздры. Странно и не совсем понятно звучали древние славянские названия речушек и деревень. В конце этого похода наш артдивизион занял противотанковою оборону на открытом пространстве километрах в пятнадцати от передовой. Выкопав капониры и поставив в них свои двенадцать 76-миллиметровых орудий образца 1939 года, дивизион целый месяц вел почти что мирную воинскую жизнь. На нашем участке фронта было тихо, немцы особой активности не проявляли, чего нельзя сказать об их пропагандистской деятельности. Весь июль почти постоянно висевший над нами двухфюзеляжный самолет-разведчик противника, окрещенный бойцами "рамой", разбрасывал бесчисленное количество листовок с рекламой Русской освободительной армии (РОА) Власова. Все они кончались призывом переходить на сторону РОА, назывался пароль "штык в землю". Возможно, это было во многом блефом. Генерал Власов сдался в плен под Ленинградом, как я узнал после войны, в середине июня 1942 года. Трудно поверить, что он мог за две-три недели создать и организовать для серьезных военных действий такой огромный и сложный механизм как армия.

По-видимому, в июле 1942 года это были отдельные подразделения типа батальонов или полков. Но факт таков, что в конце июля противник на нашем участке перешел в наступление без артподготовки и быстро прорвал оборону. Прошел слух, что переодетая в красноармейское обмундирование большая группа власовцев просочилась в наш тыл и вырезала державший оборону батальон, открыв дорогу для прохода немецких танков. Так начались августовские бои 1942 года на Жиздре.

2. АВГУСТОВСКОЕ СРАЖЕНИЕ НА ЖИЗДРЕ.
ПРИКАЗ "НИ ШАГУ НАЗАД"
Немцы ввели в бой большое количество танков и пехоты, нанося удар на север к Жиздре с явным стремлением двигаться в направлении Калуга-Москва. Было очевидно, что это отвлекающий маневр, цель которого не допустить переброску наших резервов к Сталинграду, где уже завязались бои на улицах города.

Лето 1942 года было не похоже на лето 1941-го, но также по-своему трагично. Южный фланг огромного фронта от Черного до Баренцева моря оказался разгромлен. Потеря Сталинграда неизбежно повлекла бы полную утрату
Украины и Кавказа со всеми тяжелейшими стратегическими последствиями. По-прежнему ощущалась острая нехватка танков, самолетов, орудий. Перестройка эвакуированной на Урал и в Сибирь военной промышленности еще не была завершена. Народ фактически голодал, даже во фронтовых частях чувствовалась нехватка продовольствия. Во время боев на Жиздре наша еда временами состояла из сухарей да конины без соли (благо убитых лошадей хватало). В стране и армии распространилось ощущение неопределенности - что же дальше?

В первых числах августа 1942 года, когда 1-й Гв.Кавкорпус уже ввязался в тяжелые бои с наступающим противником, в частях зачитали приказ Верховного Главнокомандующего № 227, который бойцы окрестили приказом "ни шагу назад". Это был, безусловно, исторический документ, появившийся в нужное время с целью создать в армии психологический перелом. В необычном по содержанию приказе впервые многие вещи назывались своими именами, от чего наш народ давно был отучен. Уже первая фраза ѕ "Войска Южного фронта покрыли позором свои знамена, оставив без боя Ростов и Новочеркасск..." вводила в шок. Далее говорилось, что армия отступает, бросая на произвол своих матерей и отцов, братьев и сестер, в ней господствуют настроения, что Россия велика, и отступать можно еще далеко. Сталин приказывал железной рукой навести порядок, создать заградотряды и штрафные роты с целью не допускать неконтролируемого отхода войск. Необычным было и то, что методом наведения порядка он призывал учиться у Гитлера, который сумел предотвратить полный разгром немецкой армии под Москвой зимой 1941-42 года. После выхода приказа № 227 мы почти физически начали ощущать, как в армии заворачиваются гайки.

Сталин был безусловно палачом, пролившем море крови своего народа, диктатором, привыкшем действовать по старым азиатским канонам. Но, обладая незаурядным умом и организаторскими способностями, он умел жестко управлять огромным государством. Хотя ошибочные оценки Сталиным возможностей и намерений Гитлера дорого обошлись стране в 1941 году, трудно себе представить нашу победу в Отечественной войне, если бы в Советском Союзе у власти тогда стоял другой человек, более либеральный и демократичный. В этой связи нельзя согласиться с господствующей в современной печати абсолютно негативной оценкой пакта Молотова-Риббентропа, заключенного в 1939 году. Отодвигая границы СССР на 500 километров на запад, этот пакт действительно игнорировал интересы Польши и Прибалтийских республик, но в тех конкретных исторических условиях он оказался спасительным для России. Стоит только поставить вопрос, как протекала бы война с Германией, если бы вермахт начал наступление не с линии Молотова-Риббентропа, а со старой границы СССР. Москва и Ленинград, скорее всего, попали бы в руки немцев уже к началу осени 1941 года, а в конечном итоге СССР превратился бы во второстепенное государство в лучшем случае за Волгой, а то и за Уралом. В этом смысле пакт Молотова-Риббентропа можно считать исторической ошибкой Гитлера.

Весь август 1942 года немцы продолжали рваться к Жиздре. Почти беспрерывными стали налеты пикирующих бомбардировщиков Ю-87, в тактике которых по-прежнему была значительная доля психологического фактора. Выбрав цель, группа пикировщиков делала над ней несколько кругов. Затем, включив для испуга специальные сирены, самолеты по очереди пикировали в центр круга, повторяя такие заходы по нескольку раз. При этом они себя чувствовали в полной безопасности, так как специализированное зенитное прикрытие наших боевых порядков, как правило, отсутствовало. Вместе с тем в воздухе начали появляться наши истребители, но не старые тупорылые И-16, а новые остроносые машины типа "Як" или "Ла". В небе регулярно завязывались воздушные бои. Особенно запомнился один из них, развернувшийся прямо над нашими головами. На барражировавшую пару наших самолетов напал внезапно вынырнувший из облака "Ме-109", второй "мессер" прикрывал его с хвоста. В действиях немца чувствовался профессионал высокого класса. Первой же очередью он подбил наш истребитель, который камнем пошел к земле. Выпрыгнувший из кабины летчик раскрыл парашют и стал медленно снижаться. Но здесь немецкая пара повела себя не по-джентельменски, пытаясь расстрелять его из пулеметов. Напарник нашего летчика действовал достойно. Кружась вокруг парашютиста он короткими очередями отгонял вражеские самолеты пока тот не приземлился. Потом я прочитал в газетах, что в августовских боях на Жиздре действовала берлинская школа ассов.
От больших потерь при отступлении нас спасали густые леса по берегам Жиздры, но не всегда. Как-то командир одной из батарей дивизиона (несмотря на свои девятнадцать лет он уже был старшим лейтенантом) взял меня в качестве коновода на передовую. Оседлав лошадей, мы быстро добрались до занявшего оборону эскадрона и провели там в окопах беспокойную ночь. Почти беспрерывно раздавались пулеметные очереди, огненные трассы пуль проносились среди сосен над нашими головами. Но оказалось, что нам повезло. Как раз в эту ночь противник нанес мощный артиллерийско-минометный удар по огневым позициям нашего дивизиона. Вернувшись, мы не узнали знакомого места: сплошные воронки от снарядов и бомб, поваленные деревья, разбитые и перевернутые пушки.

Полки 1-го Гв.Кавкорпуса в течение августа отошли всего на 30-40 километров и остановились на Жиздре. Батареи дивизиона ночью заняли огневые позиции на северном берегу реки, тщательно замаскировав орудия в лесу. Сверху пришел строгий приказ: открывать огонь только по танкам. Утром на противоположном берегу Жиздры из опушки леса появилась пехота противника и начала атаку на прижатых к берегу кавалеристов. Орудийным расчетам хорошо было видно, как немецкие солдаты с засученными рукавами мундиров шли в полный рост не стреляя и не ложась. Эскадрон не выдержал психической атаки и начал отходить. Командир одной из батарей дивизиона, нарушив приказ, открыл двумя орудиями огонь прямой наводкой через реку, быстро заставив атакующих залечь. Ободренные поддержкой кавалеристы поднялись в контратаку и на плечах противника ворвались в лес. Через полчаса звено пикирующих бомбардировщиков Ю-87 разбомбило огневые позиции этой батареи, нанеся ей немалые потери.

В начале сентября части вермахта форсировали Жиздру и создали небольшой плацдарм на ее северном берегу. На этом их наступательный порыв иссяк, фронт стабилизировался.
Наш корпус снова был отведен на формировку.

В середине сентября части корпуса разместились в глухих лесах вблизи города Сухиничи. Здесь мы вырыли землянки для жилья, построили конюшни для лошадей и с началом зимы стали заниматься обычной для кавалеристов работой ѕ переходом с колесного транспорта на санный. Сани-розвальни пришлось делать самостоятельно. Поразительно было виртуозное умение бывших владимирских и ивановских колхозников с помощью одного топора изготовить любое, даже самое сложное изделие из дерева.

В дальнейшем зимние будни были заполнены уходом за лошадьми (не менее трех часов в день) и матчастью, учебой.

После окружения группировки Паулюса в Сталинграде (ноябрь 1943 года) настроение в армии поднялось, чувствовалась близость больших перемен. Да и с питанием стало получше, начали поступать американские продукты, в основном консервы в виде свиной тушенки и сухой яичный порошок. Запомнился приезд руководителя Монголии маршала Чойболсана, который подарил нашему корпусу эшелон монгольских полушубков розового дубления и отличных меховых рукавиц, а также несколько эшелонов диковатых низкорослых монгольских лошадок. Маршалу дали возможность выпустить очередь из 37-миллиметровой зенитной полуавтоматической пушки, чем он остался очень доволен.

В конце года пошли слухи о новом вооружении, поступающем с Урала, в частности о тяжелых самоходных артиллерийских установках, сокрушающих любой танк, противотанковых так называемых подкалиберных снарядах, прошивающих любую броню.

Но и вермахт перевооружался. В январе 1943 года под Ленинградом был подбит супертяжелый танк "Тигр" с броней небывалой толщины. Листовка, быстро составленная и распространенная нашим командованием, давала описание танка с указанием его слабых мест. Почти одновременно появилась листовка, обобщающая Сталинградский опыт борьбы штурмовых групп с противником в условиях большого города.

Все это способствовало росту боевого духа армии, увидевшей наконец реальные признаки приближения перелома в ходе войны.